Бежин луг – удивительный уголок в центре России, с которым связана история не только всемирной литературы, но и всемирной кинематографии. О нем написаны сотни статей. И все еще кипят страсти, слышатся добрые отзывы, льется клевета, словно дело касается живых людей, а не тех, кто уже далече. Приоткроем еще одну страницу истории… Связано это со съемками фильма, которым руководил знаменитый режиссер С.М. Эйзенштейн. Фильм ставился по сценарию «Бежин луг» так же знаменитого в те времена кинодраматурга А.Г. Ржешевского (1903-1966 гг.).
Итак, начало тридцатых годов двадцатого столетия. Буря коллективизации немного улеглась. Русская деревня пережила разрушение прежних хозяйственных основ, голод, вражду и кровь. Медленно начинался период созидания. Одному из пишущих эти строки помнится предвоенная чернская деревня, полная молодежи, где после тяжких полевых работ почти каждый вечер заканчивался гуляниями, когда девушки и парни ходили по деревенской улице с одного края на другой с песнями и плясками. А завороженные ребятишки смотрели на гармониста до самой поздней ночи. Эти широкие дружные празднества держались еще на старой общинной основе, чем крепка была деревня и вся Россия. Теперь трудно вообразить такие празднества в современном селе.
К середине 30-х искусство не успело запечатлеть тот гигантский разлом в деревенской жизни. Одним из первых это сделал в кино драматург А.Г. Ржешевский.
Центральный комитет комсомола поручил молодому писателю осмыслить художественными средствами судьбу, которая в то время у всех была на слуху,– судьбу Павлика Морозова.
Выбор драматурга со стороны ЦК ВЛКСМ был не случайным. За плечами у Ржешевского, несмотря на молодость, был уже насыщенный событиями жизненный путь. Балтийский моряк, участвовавший в боях за Кронштадт, на фронтах против Юденича, Южном, в борьбе с басмачами в Средней Азии. Словом, исколесил по дорогам войны не один год. Выходец из дворянской семьи, работал промышленником. Чугунные люки с его фамилией до сих пор служат на Витебском вокзале в Санкт-Петербурге. Его отец так и не дожил до октябрьского переворота, умер летом от воспаления легких. А его сын, четырнадцатилетний подросток, студеной осенью 17-го года грелся у костров с балтийскими моряками. И так ушел с ними в революцию, затем в гражданскую войну.
Приняв творческое поручение ЦК ВЛКСМ, Ржешевский не стал делать истинный слепок с известной истории. В сценарии «Бежина луга» им изображена на фоне социального конфликта глубокая семейная драма, где сын становится против отца на защиту матери. Все кончается смертью матери, затем гибелью сына. Такие случаи были нередки в те времена.
И местом действия драматург выбрал не Уральские горы, где жил Павлик Морозов, а тульскую землицу – Бежин луг Чернского района, известный по замечательному рассказу И.С. Тургенева. Иван Сергеевич был любимым писателем драматурга, а «Записки охотника» Ржешевский часто упоминал как образец совершеннейшей прозы. Он и решил показать перемены, происходящие в деревне, селах на примере тургеневского Бежина луга Чернской округи.
Но чтобы воссоздать эпическую картину новой жизни, надо было приехать на Бежин луг и пожить там основательно, что Ржешевский и сделал вместе с молодой женой Натальей. Семейные предания хранят картину, как она с мужем, держась за телегу, шла ночью по проселочной дороге на Бежин луг, еще не зная, что это будет не короткая дачная поездка, а долгая жизнь. И там судьба подарила ей двух сыновей.
Позже Александр Георгиевич вспоминал: «В Бежином луге мы обосновались в довольно большой избе, разделенной сенями на две половины, одну из которых я приспособил себе под кабинет. Из нескольких трехметровых досок соорудил себе огромный письменный стол».
Здесь, в кабинете с земляным полом были написаны сценарий к фильму «Бежин луг», а позднее – сценарий о Ленине «Мир и человек».
Бродя по заросшим паркам села Тургенева Александр Георгиевич вспоминал последнее письмо Ивана Сергеевича из Парижа: «Когда будете в Спасском, поклонитесь от меня дому, саду, моему молодому дубу, Родине поклонитесь, которую, я уже, вероятно, никогда не увижу». Все это очень волновало драматурга.
Но более всего занимал его внимание предельный накал страстей, который чувствовался в деревне: бурные собрания колхозников, на которых зачастую речь шла не только о полевых работах, но и о жизни и судьбах стариков, женщин, малолетних детей.
Как в литературной Москве, так и в совершенно другой среде, в деревне, на Бежином луге у Ржешевского образовался широкий круг друзей. Пройдя по фронтам гражданской войны, Ржешевский мгновенно находил нужную тональность в разговорах с самыми разными людьми – крестьянами, руководителями хозяйств, партийными деятелями, военачальниками. Со всеми у него устанавливались самые дружеские отношения. Эту черту характера Александра Ржешевского особо отмечал другой замечательный сценарист, крупнейший деятель отечественного кино Алексей Яковлевич Каплер. Он вспоминал: «Маленькая комната бывшего балтийского моряка, участника гражданской войны Ржешевского стала в конце 20-х – начале 30-х годов притягательным центром для тех, кто искал новые пути в искусстве. Здесь, в табачном дыму бескомпромиссно спорили ночи напролет, находили единомышленников, и все это проделывалось очень шумно. Полутонов не признавали. Крик стоял иной раз до утра… Соседская молодежь, нисколько не причастная к искусству, что-то чувствовала в Ржешевском для себя важное, интересное; часто можно было видеть торчащие в открытых дверях любопытствующие головы…»
Приезжавшие в колхоз и деревню Бежин луг москвичи входили в деревенскую жизнь естественно и просто.
Сила и удаль всегда ценились в народе. А молодой писатель, несмотря на фронтовые ранения, оставался крепок и смел. Недаром свою карьеру в кино он начинал каскадером: прыгал на полном ходу с поездов и мчавшихся машин, переплывал зимой водопад Кивач в Карелии. Одна из ленинградских газет поместила статью о нем с таким заголовком: «Игра со смертью в кино». Позже в немом фильме «Вздувайте горны» Ржешевский выступил как актер в роли контрабандиста, который убегает и отстреливается от догоняющих чекистов. Приобретенные навыки сказались и в обычной жизни, в минуты отдыха. По рассказам старшего сына, Олега Александровича, ныне академика, доктора исторических наук, на Бежином луге отец нырял в реку с моста, причем на глазах у собравшихся отталкивался от середины моста, перелетал через перила и свечей входил в воду. Парни пробовали ему подражать, но такого не удавалось никому.
Сам Олег, будучи подростком, учился некоторое время в Тургеневской школе. Сегодня перу тургеневского школьника принадлежат такие серьезные труды, как «Война и история». «Война и дипломатия», «Война 1941-1945. Взгляд из России», изданная недавно в США, и другие книги.
Старшая дочь Александра Георгиевича Ирина, ныне кандидат филологических наук.
Владимир, родившийся в 1936 году, стал впоследствии летчиком-истребителем. После сокращения Н.С. Хрущевым армии окончил инженерный институт. Участвовал в создании тепловых электростанций в Российской Федерации и на Украине. С группой советских инженеров был командирован в Иран для строительства электростанций в г. Равине. Интересно, что там рядом с нашими специалистами работали и французские инженеры, которых каждую неделю на выходные увозили самолетами в Париж – к семьям. А наши инженеры три года безвылазно трудились за колючей проволокой. И, видимо, иранская жара подорвала сердца многих. Ушел из жизни Володя сравнительно молодым – в 52 года.
У его брата Александра, родившегося в д. Бежин Луг в тридцать четвертом году, начало трудовой биографии было связано с селом. Он закончил Тимирязевскую академию, работал агрономом колхоза под Москвой. Затем испытывал новые машины на Украине и в Сибири. Работал специальным корреспондентом ТАСС, ответственным секретарем ряда журналов. Опубликовал романы «Пляж на Эльтигене», «Настало время встретиться», «Выстрел в Дурман-логе», «Тайна растрелянного генерала», повести «Захват», «Малахова горка» и другие произведения.
Всего у Александра Георгиевича было десять детей. Кроме упомянутых – Валентин, Наталья, Никита, Григорий, Ольга, Дмитрий.
Но вернемся в тридцатые годы к тем временам, когда название «Бежин луг» гремело в связи с развернувшейся эпопеей кино.
Сценарий «Бежин луг» был написан и затем издан отдельной книгой, что считалось необычным явлением и очень почетным. Как правило, сценарии воплощались в фильмах, но не печатались отдельно. Для «Бежина луга» было сделано исключение. Оно стало возможным еще и потому, что Ржешевский совершенно изменил принятую до него манеру сценарного письма.
Ржешевский создавал для кино подлинно художественные произведения, которые любой человек мог читать с интересом. Пудовкин, Желабужский и другие выдающиеся режиссеры говорили, что сценарии Ржешевского, названные вскоре «эмоциональными», дают им большой дополнительный импульс для творческой работы.
Эта сторона творчества Ржешевского от сценария к сценарию все более усиливалась. Вот, почему издание «Бежина луга» отдельной книжкой стало возможным и было с большим интересом встречено общественностью. Эта вещь и сегодня прочитывается хорошо. В те времена сценарий был встречен с энтузиазмом.
Во вступительной статье известный писатель Всеволод Вишневский дал высокую оценку этому произведению. «Издание сценария «Бежин луг» кинодраматурга Александра Ржешевского я считаю серьёзным и радостным событием, – отмечал он. – Ржешевский стоит в первой шеренге головного отряда советской кинодраматургии. Это художник самостоятельный, горячий, смелый.
Бесстрашный, мужественный оптимизм сверкает в этой вещи – простой и непосредственной, горячей, порой торопливо-грубоватой, как были торопливы мы в период острых схваток».
А Ржешевский сообщал своему другу из далекой деревни: «Пурга. Не пурга, а ураган. Ни зги. Настроение у меня повышенное. Нет места лучше на свете, чем Бежин луг, где я сейчас пишу».
Фильм по сценарию очень хотел поставить Борис Барнет, режиссер популярнейшего в гораздо более поздние времена фильма «Подвиг разведчика». Но и к тому времени, в середине тридцатых, когда речь шла о постановке «Бежина луга», это был уже большой мастер. У него за плечами были такие картины, как «Девушка с коробкой» (1927 г.), «Окраина» (1933 г.). Но Барнет в тот момент приступил к постановке еще одной картины и мог заняться съемками фильма «Бежин луг» лишь через много месяцев. Руководство комсомола такая затяжка не устраивала.
К этому времени сценарий Ржешевского прочитал один из самых знаменитых режиссеров, постановщик фильма «Броненосец Потемкин» Сергей Эйзенштейн, вернувшийся из Америки. Сценарий ему очень понравился, и он сразу заявил о своем желании поставить эту картину. Заручившись согласием автора и ЦК комсомола, он объявил в своем намерении ставить фильм «Бежин луг» в Ленинграде на торжественном заседании, посвящённом 10-летию советского кино.
Ночью в Москве Ржешевский был разбужен срочной телеграммой: «ОБЪЯВИЛ ТЧК НЕСЛЫХАННАЯ ОВАЦИЯ ТЧК СЕРГЕЙ» В скором времени на дверях одной из комнат «Мосфильма» появилась скромная надпись «Съемочная группа «Бежина луга». О том, что Эйзенштейн приступил к постановке нового фильма, сразу же сообщила мировая пресса.
Уже никого из действующих лиц нет на этом свете. Остались клочки воспоминаний, по которым с большей или меньшей достоверностью можно восстановись подробности действительных событий.
Приняв сценарий с восхищением, Эйзенштейн, по его собственным словам, не собирался делать натурные съемки в Бежином луге.
«Я найду, что-нибудь помасштабнее», — пояснил он окружающим.
Это вызвало резкие возражения со стороны автора сценария. Молодыми ведь были. Никакого пресмыкательства перед признанными авторитетами. Но тут сказались не только годы, но и характер бойца – качество, оставшееся в Ржешевском от огневой молодости на всю жизнь.
Драматург настаивал, чтобы съемки велись на чернской земле. Эйзенштейн не хотел ехать с Чернь и намеревался после долгих споров послать туда своего помощника, чтобы тот поглядел, есть ли там подходящие места для натурных съемок. По этому поводу между драматургом и режиссером состоялся довольно жесткий спор. Наряду с весьма резкими суждениями о требованиях искусства и мастерстве Ржешевский выставлял в беседе с Сергеем Михайловичем и чисто житейские человеческие доводы: говорил, как красива тургеневская земля, как прекрасны утренние зори над Бежиным лугом, как интересны и удивительны люди.
Наконец, Сергей Михайлович согласился со сценаристом, и они вместе отправились в тургеневские места. Несколько фотографий свидетельствуют об их пребывании на Бежином луге. Однако поездка, видимо, не произвела на Сергея Михайловича того впечатления, на которое рассчитывал автор сценария. И, трясясь в телеге на пути к станции Чернь, Эйзенштейн, улыбаясь, проговорил:
– Ты-то еще и сейчас серьезно думаешь, что я буду что-нибудь снимать в этих местах?
– А почему бы и нет? – изумился драматург.
– Нет, я найду что-нибудь поинтереснее. Ржешевский возразил с горячностью, как это он умел. Его привычку судить резко и бескомпромиссно всегда отмечали друзья, приятели и недруги.
– Вряд ли ты найдешь, что заменило бы зрителю то, что уже целое столетие не перестает волновать читательский мир. Ты все равно не найдешь ничего равноценного настоящему Бежину лугу.
Разговор этот, видимо, оставил тревожный след в душе драматурга, и он решил поехать с режиссером на натурные съемки, которые тот выберет. Но буквально за несколько дней до отъезда многочисленной киноэкспедиции, каждый шаг которой освещался в центральной прессе, произошло событие, сделавшее невозможной поездку Ржешевского.
Политбюро ЦК ВКПб, приняло решение создать кинолениниану, которая осветила бы разные периоды жизни вождя революции. В ЦК же был рассмотрен и утвержден список драматургов, которые привлекались для этого дела.
Группу писателей, куда входили Всеволод Вишневский, Алексей Каплер, Всеволод Иванов, Борис Лавренев, Николай Погодин, Александр Ржешевский собрал в ЦК на совещание давний ленинский соратник, бывший управляющий делами Совнаркома при Ленине Платон Михайлович Керженцев. Он предложил драматургам выбрать один из периодов жизни вождя и написать сценарий фильма. Многие хотели писать о восстании. Но фильм об октябрьских событиях должен был быть один. Поэтому возникли сложности.
Ржешевский выбрал другой эпизод. Пути человеческие неисповедимы. Творческие – тем более. Вместо того чтобы писать о восстании – самый выигрышный драматический материал, Ржешевский вспомнил эпизод далекого детства, когда он в апреле 17-го года стоял в многотысячной толпе, встречавшей Ленина на Финляндском вокзале. Что мог знать в то время тринадцатилетний подросток о глубинных тектонических сдвигах, определявших тогда ход истории? Но, видимо, впечатление было очень сильным, что и повлияло на решение драматурга много лет спустя. Наверное, с творческой точки зрения выбор такого эпизода для будущего фильма означал заведомый просчет. Даже Керженцев удивился и пробормотал с обескураженным видом:
– А я для вас зарезервировал Октябрьское восстание… Ведь Октябрь, если можно так сказать, в Вашем почерке как писателя. И к тому же, по-моему, в Вашем характере.
Когда Ржешевский объяснил причину и рассказал о встрече на Финляндском вокзале, Керженцев задумался, потом проговорил:
– Следовательно, вам нужно в первую очередь увидеться с Крупской, которая вместе с Ильичем возвращалась тогда из-за границы… С кем еще?.. С Зиновьевым! Он тоже ехал тогда… И через паузу:
– Но это сейчас абсолютно исключено… Да… есть еще Карл Радек! Он тоже ехал тогда вместе с Лениным. Вот-вот! Фигура весьма примечательная, в чем-то даже блестящая… и пока еще вроде в относительном порядке. Но держите с ним ухо востро! Не сразу принимайте на веру то, что он будет Вам говорить. А то он такой, что ради красного словца продаст и родного отца.
Спустя два дня молодой писатель пришел к П.М. Керженцеву за явкой к Надежде Константиновне (такие были выражения) и затем к Радеку.
Обе встречи состоялись. Подробно о них рассказано в воспоминаниях А.Г. Ржешевского, которые частично опубликованы в первом томе его сочинений «ЖИЗНЬ. КИНО» (издательство «Искусство», М., 1982 г.).
Крупская приняла молодого писателя сначала настороженно. Касаясь будущего фильма, заметила, что о Ленине еще писать рано. Надо, чтобы прошло время. «Даже о Чернышевском рано», – добавила она.
Карл Радек говорил, в основном, о себе и мало что дал для будущего сценария. Однако тема уже кипела в голове у молодого драматурга. К тому же для этой работы были оговорены весьма сжатые сроки.
При встрече с Эйзенштейном Ржешевский сказал, что не сможет поехать на съемки ввиду того, что включен в список авторов будущей ленинианы и должен немедленно взяться за эту работу. Режиссер воспринял эту весть с нескрываемым облегчением. Видимо, он опасался, что присутствие на съемках автора сценария с таким строптивым характером будет сковывать его творческую инициативу.
И вот огромная киноэкспедиция двинулась в путь. Все-таки на Бежин луг. Старания сценариста Ржешевского не пропали даром. Это событие сопровождалось довольно громкой газетной шумихой. Побывавший в Америке Эйзенштейн умел делать рекламу и понимал ее значение. Целый рой корреспондентов двинулся вслед за экспедицией.
В специальной киноведческой литературе и многочисленных статьях достаточно полно рассказано об этих съемках.
Ржешевский присутствовал лишь на заключительном их этапе, когда вернулся на Бежин луг, чтобы работать над сценарием о Ленине. Большинство эпизодов к этому времени уже отсняли. Эйзенштейн вскоре уехал в Москву монтировать фильм. А Ржешевский остался в глубинке и вернулся в столицу много позже, уже с готовым сценарием «Мир и человек». Сценарий был принят и одобрен. Но фильм по нему не стали снимать, как и по сценариям других писателей, привлеченных к этой работе. Поставили только фильм Алексея Каплера о восстании – «Ленин в Октябре». Затем, через некоторое время – «Ленин в 1918 году». Широкую лениниану, как она первоначально задумывалась партийным руководством, решено было не продолжать.
Прежде того, как был смонтирован фильм «Бежин луг», в Московском театре юного зрителя по этому же сценарию поставили спектакль, который с успехом шел долгое время. Главную роль – героя Степку – играла в спектакле известная артистка Валентина Сперантова, которой в течение многих лет блестяще удавались роли мальчишек.
А вот фильм, снятый Эйзенштейном, ожидала другая, трагическая судьба. Он был запрещен к показу и разгромлен еще до выхода на экран.
Долгое время считалось, что Эйзенштейн не успел смонтировать фильм, и по требованию Сталина были показаны отрывки с какими-то горящими бочками, которых вовсе нет в сценарии. Железобетонная формулировка о «несмонтированном фильме» неизменно упоминалась во многих статьях. Видимо, авторы статей просто переписывали ее друг у друга. Между тем, в книге Л. Фейхтвангера «Москва, 1937» есть упоминание, что фильм «Бежин луг» произвел на него большое впечатление. Это «великолепный, подлинно поэтический шедевр», – писал Л. Фейхтвангер (М. Издательство политической литературы, 1990 г., стр. 197). Значит, кто-то видел, и фильм был.
Подлинная причина заключалась, скорее всего, в другом. В сценарии Ржешевского «Бежин луг», изданном в 1936 году, есть небольшая, но полная трагизма сцена разгрома церкви. Как уже было сказано выше, сценарий был встречен с большим одобрением. На эту сцену, хотя она была написана с большой силой, не обратили внимания. И не случайно. Она была типична. В стране уничтожались тысячи церквей. А Эйзенштейн в своем фильме сделал эпизод с церковью одним из центральных. Очевидцы упоминали, что эта сцена снималась в церквах Подмосковья в различных вариантах множество раз. Режиссер стремился добиться максимальной выразительности.
О разрушении церквей и прежде упоминали в газетных заметках, обзорах, статьях. Но одно дело – заметки, другое – историческое полотно. Когда два больших художника – режиссер и сценарист художественными средствами воссоздали картину разрушения, показали, как губительно это действует на людей, И.В. Сталин одним из первых понял, что зарубежный мир не должен увидеть того, что творилось с церквями в стране. К тому же, киношники осквернили храмовое захоронение Н.Н. Сухотина, генерала от инфатерии. Вели себя непристойно, разнузданно, высокомерно. По грозному движению бровей генерального секретаря ЦК ВКП(б) приближенные мигом догадались, что надо уничтожить фильм, позорящий антирелигиозную практику.
Разгром устроили в Колонном зале. Эйзенштейн был сломлен свалившейся бедой и признал свои несуществующие «ошибки». Ржешевский, как автор сценария, хотел отстаивать свою правоту и не скрывал намерений.
Естественно, сообщение об этом было схвачено там, где надо. Шел 1937 год. По воспоминаниям известной в те времена певицы Татьяны Ивановны Лещенко-Сухомлиной, «квартира Ржешевского в Чашниковом переулке: на Поварской опустела, друзья боялись приходить, опасались репрессий».
«Наверху» приняли более простое решение: не пустили Ржешевского в колонный зал Дома Союзов, где при стечении всей интеллектуальной Москвы шел разгром фильма. Не догадываясь о принятом решении, Ржешевский пришел в колонный зал вместе с другими писателями. Всех, кто имел пригласительные билеты, пропустили, Александра Георгиевича задержали. Напрасно он и его спутники, среди которых был Юрий Олеша, убеждали охрану, что автора «Бежина луга» необходимо пустить в зал, где будет обсуждение фильма. На все доводы особые люди, стоявшие у входа на контроле, только вежливо козыряли и повторяли одно:
– Ничего не знаем!.. Пригласительный билет товарища Ржешевского аннулирован.
Когда появившийся в этот момент Эйзенштейн прошел беспрепятственно, окружающие поняли, что дела Ржешевского серьезнее, чем они полагали, и молча проследовали каждый по своему билету.
Оставшись в одиночестве, Александр Георгиевич позвонил первому секретарю ЦК ВЛКСМ А.В. Косареву, который был горячим поклонником сценария (о чем свидетельствует и надпись от имени ЦК ВЛКСМ на книжке «Бежин луг»). Косарев назначил писателю встречу в комнате Президиума большой аудитории Политехнического музея, где проходил митинг против «врагов народа».
По воспоминаниям писателя, Александр Васильевич сидел на диване. Увидев сценариста, подозвал, усадил рядом с собой и тихо произнес: – Я знаю все, что ты хочешь сказать…
Вопрос, такой же тихий, последовал незамедлительно:
– Что же делать, Александр Васильевич?
Тот молча посмотрел перед собой, затем взял из вазы, стоявшей на столе, апельсин, протянул со словами:
– Вот, ешь апельсин… И ни о чем не думай. Тут не такие дубы валятся.
Это была их последняя встреча. Косарева обвинили в мягкосердечии и недостаточном рвении по части поиска новых врагов. Через некоторое время он был арестован и расстрелян. Реабилитация пришла значительно позднее. А вот художников кино – ни Ржешевского, ни Эйзенштейна репрессии не коснулись.
Однако, в творческом плане, да и в жизненном, учитывая преждевременную смерть, это был, конечно, сокрушительный удар для обоих. Он ощущался художниками всю оставшуюся жизнь. Критики обрушились на фильм, так его и не увидев. Авторам досталось крепко, и режиссеру в том числе. Но постепенно акцент смещался. Трудно было долго кидаться на постановщика лучшей в мире картины «Броненосец Потемкин». От него скоро отстали, весь огонь сосредоточив на драматурге, родоначальнике «эмоционального сценария». Тут был широкий
простор для сведения не только творческих, но и личных счетов. Критикуя эмоциональный сценарий, защищались кандидатские и докторские диссертации. Утверждалось, что он расплывчат, неконкретен и не дает режиссеру достаточной сюжетной основы. Это были перепевы некоторых одиозных постулатов, против которых явно выступила литературная общественность столицы. В газете «Вечерняя Москва» от 2 февраля 1933 года появилась статья, которую подписали почти сорок человек – деятелей литературы и кино. Письмо в защиту эмоционального сценария касалось и фильма «26 комиссаров», поставленного по сценарию Ржешевского. Однако, режиссер Н. Шенгелая прежде рассыпавшийся писателю в комплиментах не посчитал нужным поставить его имя в титрах фильма. В письме утверждалось, что сценарий «26 комиссаров» при всей его эмоциональной насыщенности написан точно, сюжет построен динамично и самые выигрышные места фильма сняты по сценарию.
Критики на некоторое время угомонились. После истории с «Бежиным лугом» кампания травли развернулась с новой силой. Однако, процесс признания творчества Ржешевского и его вклад в развитие советского кино двигался параллельным курсом. В институте кинематографии теория и практика эмоционального сценария изучались студентами с положительных позиций. Ныне эта манера письма принята во всем мире. Высоко оценивали творчество Ржешевского итальянский режиссер Микельанжело Антониони, историк и киновед из Чехословакии Любомир Лингарт, американский драматург Артур Миллер и другие. Все это плохо вязалось с усилиями новоявленных кандидатов и докторов. Но свое дело они, конечно, сделали. Ржешевский ушел из кино в драматургию театра. Его пьеса «Товарищи и предатели» о гражданской войне пользовалась успехом. В годы Великой Отечественной войны пьеса «Олеко Дундич», написанная им совместно с М. Кацем, шла во всех театрах страны. Воинские части перед отправкой на фронт приводили на спектакль. Актеры, занятые в пьесе, были удостоены Сталинской премии. Заметным явлением был спектакль по пьесе
Ржешевского «Всегда с вами» о любви и женской верности, поставленный в годы войны.
В общей сложности А.Г. Ржешевским написано девять сценариев и восемь пьес. В 2008 году исполняется 105 лет со дня рождения писателя. Ржешевский, изначально задуманный природой как могучий экземпляр, прожил всего 63 года. Удары судьбы, особенно незаслуженные, не проходят даром. Но сделал он немало. Его творчество изучают, о нем говорят. На протяжении почти всего прошедшего века не было года, чтобы имя Александра Георгиевича не упоминалось в широкой прессе добром или злобой, точно он творил еще вчера. Трагедия его творческого пути сказывается и сегодня на живых людях. Вот загадка настоящего искусства! Наверное, так и останется, потому что память – это единственное, что делает жизнь человека бесконечной в пространстве и времени.
Виктор ВОЛКОВ, А. А. РЖЕШЕВСКИЙ, член Союза писателей России.